|
|
И вновь, как много лет назад,
Стихи, чью суть не соизмерить,
Потомки наши повторят –
«…В Россию можно только верить»
* * *
Но находишь обломками от корабля,
Что о скалы жестокие бури разбили,
Постоянно и всюду частицы тебя
В тех предметах, что жили тобой и любили
* * *
Рось, Россия, россы, россияне,
Изо всех отличий и примет –
Если каждый третий каторжанин,
Каждый пятый зодчий иль поэт
И выводят в черной гуще веток
Бешеные трели соловьи,
Возвращаясь в них, как будто в клетку –
Милые сородичи мои
Выжжет зной, застудит стылый ветер,
Но из пепла встанут, знаю я,
Все твои изломанные дети,
Каторжанка – Родина моя
* * *
Лишь однажды я видел его в орденах
Знак героя окладно у сердца святился,
Он в сирени тонул, как в пучине «Варяг»,
А на утро узнал, что старик застрелился…
* * *
От того мне близки маломерность и даль,
Океаны, равнины, болотная жижа,
Величавость каньонов и наша печаль –
Утомленность Москвы и томленье Парижа.
* * *
Мой алтарь, на который принес я опять
Лишь усталость в обмен на участье и ужин
Почему столько лет не решаюсь сказать –
Прогони, отрекись, Я не тот, я не нужен
* * *
Меня уже совсем не так встречают,
Мне говорят совсем не те слова
И из гостей пораньше провожают,
С досадой к полу, опустив глаза
Я не сыскал не денег и не славы,
Шторма судьбы разбили корабли
Лишь только жизнь моя статьи и нравы
На пыльном дне архивов залегли
* * *
Пусть не убил – но бросил камень,
Пусть не отрекся – но забыл,
А словом, насмерть сердце ранил
Того, кто так тебя любил
* * *
Любовь, по сути – созиданье,
Мы – зодчие в своей судьбе,
За то, что не сложилось зданье –
Не нужно мстить самим себя
* * *
Она в сетях своих туманов
Поныне, так же как и встарь,
И безымянных Мандельштамов
Кладет, как агнцев, на алтарь
И заливает медью глотки,
Взрывает храмы, рвет холсты
Ее уроды и уродки –
Иконостасны и чисты
* * *
Отвергаю жалость, как любовь
Жизненные дрязги, как страданье,
А безвинно пролитую кровь
Можно ли измерить состраданьем…
* * *
На свете нет избитых тем,
А есть убогость толкованья,
Нет, исписавшихся совсем,
А есть писаки без призванья
* * *
Назло залгавшемуся миру
В потоках лозунгов и слов
Флаг, чуждой им, страны Шекспира
Футбола, бокса и «битлов»
* * *
Я не создал, что должен бы
Раньше не смог
И за слабость
Себе не ищу оправданья,
Эта женщина, кто ты –
Судья иль пророк,
Божий дар,
Или все же Его наказанье…?
* * *
К чему и где искать ответ…
Одним тропа – другим дорога,
Пусть эта суета сует,
Но жизнь, и, стало быть, от Бога!
* * *
Но верю, на гнилом погосте,
Где правит вседержавный спрут,
Мои желтеющие кости
Весенней порослью взойдут
А если злость с земли не сгинет,
Клеймя участье и добро,
Пускай достойнейший поднимет
Мое упавшее перо!
* * *
И я уйду тогда к своим Пророкам,
К одним лишь мне известным рубежам,
Пусть режет ноги острая осока
И бьют дожди по редким волосам
* * *
Мыслитель или шут,
Иль попросту дурак,
Придумавший себе –
Сюртук, перо и шпагу,
Не то чтобы в дали,
Не разглядит никак
В своих вчерашних днях
Проделанного шага
* * *
Оно тревожно как набат,
Но звон его в веках не умер…
Что думал в юности Марат ,
И взявший краски Шикльгрубер ?!
Что думал молодой Сосо ,
Склоняясь над святым писаньем
Крутило время колесо
По всем законам мирозданья…
* * *
Мне ль утешиться судьбой…
Осужденный на скитанья!
В этот огненный прибой
Упаду на покаянье
* * *
Всегда в великом – тривиальность,
И нет сложнее – простоты,
В уродстве – та же гениальность,
Как в эталоне красоты
* * *
Рассудку – неподвластно чувство,
Как мысль и сердце далеки
О, дай мне, Боже, безрассудство
Одной единственной строки!
* * *
Судьба, как яблоко с отметинкой,
Но мне не надобно другой,
Упала где-то между Сретенкой
И хмурой лагерной тайгой
* * *
Он в тумане, как в радуге, видел цвета
Не позволив себе быть к кому-то поближе,
Чьи-то чувства и боль – это все суета
Он всегда и везде оставался Парижем
* * *
После каждой разлуки душа и лицо,
Словно в храме, светлеют преображаясь,
Принимая бульвары с Садовым кольцом,
Как круги, на которые вновь возвращаюсь
* * *
Мне до могилы будут, как наука,
Что помогли перешагнуть рубеж
Его слова: коль поднял нож на суку,
То под бушлат не прячь его, а режь
|
